Служитель

С Павлом мы познакомились более двадцати лет назад в Псково-Печерском монастыре, куда мы приехали, чтобы познакомиться с известным иконописцем архимандритом Зиноном.

В мастерской нас встретил молодой послушник. Стремительно накрывая на стол, расставляя на столе угощения — мёд, чай, варенье, он со благоговейным восторгом показывал нам работы своего учителя. Он рассказал нам, что его зовут Виктор и что он недавно приехал в монастырь из Днепропетровска, с Украины. Его привело сюда призвание к монашеской жизни и желание научиться писать иконы под руководством отца Зинона. В дальнейшем в его жизни эти две вещи шли рука об руку, естественно и просто. С этого момента в течение многих лет мы всегда видели Виктора рядом с отцом Зиноном, более того, он находился у него на послушании, следовал за ним повсюду в его странствиях. Сначала отец Зинон переехал в Мирожский монастырь во Пскове, затем в скит в Гверстони, деревеньке, затерянной в дивных окрестностях Пскова. Сюда монахи переселились после наказания, полученного от местного митрополита, который счёл воззрения отца Зинона слишком «экуменическими».

Впоследствии, когда отец Зинон, сделав выбор, решил навсегда оставить Гверстонь, монах Павел, по-видимому, остался охранять это место, которое через некоторое время постепенно преобразилось. Как это происходило в первые века монашества благодаря усердному труду монахов, скит превратился в прекрасный и гармоничный оазис с каменной церковкой в романском стиле и несколькими деревянными избами: домом, иконописной и столярными мастерскими, баней.

Именно в старом доме, который послужил монахам убежищем после изгнания из Мирожского монастыря, Павел получил сильные (как оказалось, несовместимые с жизнью) ожоги, пытаясь погасить огонь и спасти иконы, находившиеся в мастерской. Он нашёл в себе силы добежать до соседки, жившей неподалёку, в нескольких сотнях метрах от него, крича в отчаянии: «Любовь Михайловна, всё сгорело, всё погибло!» Позже скорая помощь отвезла его в местную больницу и оттуда в Ожоговый центр Петербурга, но все усилия врачей оказались бесполезными»: 2 октября его не стало.

Монах Павел.

В 90-х годах иконописная школа в Сериате организовала несколько иконописных курсов при мастерской отца Зинона. Естественно, что между нами и учениками отца Зинона Виктором, Владимиром и отцом Амвросием завязались глубокие дружеские отношения. Мы участвовали в литургиях, пели в хоре, пока однажды утром на литургии, которую отслужил отец Зинон, Владимир и Виктор не приняли монашеские обеты под именами Пётр и Павел. И с той поры в течение нашей двадцатилетней дружбы мы их называли только так, когда приезжали к ним во Псков или они к нам в Сериате.

Их путь не был прямым, он отмечен поворотами, порой трудными и мучительными. Запрет в служении в течение нескольких лет для отца Зинона, отстранение от причастия Петра и Павла, обвинённых в том, что они присутствовали на католической литургии, личные обстоятельства, порой усталость, потери и страдания, свидетелями которых были некоторые друзья, — одним словом, разные жизненные события привели к тому, что отец Зинон, Павел и Пётр расстались. Пётр нашёл своё призвание в монастырской общине, Павел же всё больше чувствовал, что он призван быть монахом в миру. Дар иконописи соединился в нём с любовью и служением ближнему.

Страдания и удары, которые наносила ему судьба, не заставили его замкнуться на самом себе, погрузиться в обвинения и в осуждение, а наоборот, в какой-то мере подтолкнули к поискам его собственного пути посвящения и служения.

Иконописная школа в Сериате (Италия).

На его тщательно прибранном столе возле окна в мастерской всегда лежало открытое Евангелие с чтением на каждый день. Это было его ежеутреннее чтение, которое потом сопровождало и направляло его шаги в течение дня.

Действительно, его день был посвящён не только иконописанию и тысячам мелких обязанностей для поддержания в порядке хозяйства в Гверстони, но и служению ближнему, которое состояло в конкретной помощи соседям, в основном пожилым людям, или друзьям по общине. Он ехал в город за лекарствами, сопровождал людей в бюрократических конторах, помогал чинить крышу или трубу.

Многие его уговаривали ограничить свою внешнюю деятельность, сосредоточиться на художественном таланте, но он неизменно отвечал, как об этом свидетельствовали многие в день похорон: «А может быть, этот человек со своими нуждами более важен, чем иконы?» И неизменно бежал на помощь тому, кто о ней просил, не теряя доброго расположения духа, чувства юмора, со всей его естественностью, с его юношеской горячностью, которая свидетельствовала о большой чувствительности и острой потребности в любви.

Именно таким я вновь увидела Павла в день его похорон, слушая свидетельства многих друзей. Один сосед, отец восьмерых детей, рассказал, что Павел постоянно отдавал ему часть заработанных денег, полученных за иконы и курсы, которые он проводил за границей. Не из простой щедрости, добавил сосед, вспоминая слова Павла, но потому, что в этом состоит монашеское призвание — делить всё с ближним, как это делал Христос.

В течение долгих лет брат Павел, как он себя называл, приезжал один или два раза в год в Сериате, чтобы проводить занятия по иконописи, на которые приходило много народу. Под его руководством сложилась группа учеников, которые достигли высокого технического уровня в написании икон. И несмотря на то что он сам писал иконы с большим мастерством, иконописец Павел чувствовал себя всё тем же учеником: для него учителями были сама икона и тот, который его с нею познакомил, — отец Зинон.

Монах Павел.

Вот что сказала Паола Кортези, одна из основательниц иконописной школы в Сериате: «Когда я увидела Павла в первый раз, меня очень поразили в нём его преданность и послушание учителю. Преданность и послушание, которые он всегда демонстрировал. Он никогда не предлагал свою икону или что-нибудь от себя, он всегда был инструментом, чтобы показать произведения отца Зинона. Меня всегда поражало в нём это великое смирение вместе с его терпением и добротой, которые сияли в его ясном взгляде».

Эта его способность оставаться анонимным проводником традиции мне представляется гораздо большим даром, чем то, что он оставил после себя, будучи иконописцем и другом. Служение — вот, возможно, то слово, которое больше подходит к его личности и его положению в искусстве и жизни. Вот что написала Сара, одна из его учениц, описывая его простой и очень значимый жест: «По окончании своих первых курсов, в последний день занятий он всех нас собрал и угостил мороженым, заботливо купленным накануне, и попытался дать нам последние наставления о том, что нам делать в ожидании следующих курсов. Мне кажется, этот жест передаёт его сущность — служить другим, не хранить ревниво то, чему в течение долгих лет он научился, но пользоваться каждым случаем, чтобы попытаться улучшить нас как иконописцев и как христиан».

Об этом же свидетельствовали многие из его учеников в Сериате, которые в день пожара и смерти Павла создали цепочку из молитв с участием монастырских общин, приходов, друзей и знакомых во всём мире от Латинской Америки до Европы. Все сообща молились о простом и скромном человеке. И когда я рассказала об этом друзьям во Пскове в день похорон, я увидела утешительное действие, которое произвёл на них рассказ об этом «хоре», который преодолел все человеческие барьеры и соединил нас всех с Павлом.

Дон Пьетро Поцци, который за эти годы стал для Павла духовным братом и у которого Павел долго гостил, написал, что он испытал то же чувство, что и мать, потерявшая сына. «Неправда, что Господь его дал и он же его забрал, но Господь его довёл до совершенства. События этих дней драматически заставили меня переосмыслить мои представления о призвании человека. Молю Матерь Божью, чтобы благодаря той жертве, к которой был призван Павел, мы могли бы с доверием принять Тайну, в которой наша жизнь должна осуществиться».

В Пскове Павел посещал приход Святой мученицы Анастасии, и для него он написал много прекрасных икон. Настоятель этого прихода отец Евгений, который видел Павла накануне его смерти одним из последних, воздал ему последние почести и по окончании похорон дал два наставления в память о брате Павле: читать Евангелие, как это делал Павел каждое утро, чтобы следовать слову Божьему в течение дня, и помнить о том, что наша встреча с ним не завершилась, но таинственным образом продолжается. И он призвал нас это испытать.

Эти наставления нашли отклик у сестёр кармелиток из Венеции, которые мне написали некоторое время спустя: «Мы тоже чувствуем, что Павел оставил нам в наследство что-то очень прекрасное и великое, такой прекрасной и щедрой была его душа. Мы знали, что его очень любили во Пскове, что он помогал очень многим людям, находившимся в трудном положении. Мы тоже принимаем наставления отца Евгения и особенно желание испытать то, что Павел продолжает присутствовать среди нас — в Воскресшем Христе — в нашей жизни. Для нас останется его любовь к красоте, гармонии, которая есть любовь к Лику Христа, которая, видимо, свойственна каждому настоящему иконописцу. Остаётся также дружба во Христе со всеми братьями, которая становится истинным братством, когда люди делятся верой, общим опытом жизни во Христе, что выше всяких барьеров. Мы отслужили святую мессу за него в день его смерти, потому что он был частью нашей общины, как настоящий брат. Мы духовно с вами и особенно со всей псковской общиной».

Джованна Парравичини получила образование филолога в Миланском университете, автор и редактор книг для итальянского фонда «Христианская Россия», атташе по культуре посольства Ватикана в РФ. В России с 1992 года.