Няня с пушкой и Головастик-бэнд

Региональный словарь сленга как зеркало псковской жизни

Читать словарь «от корки до корки» - странное занятие. Словарь на то и словарь, чтобы отыскать в нём одно нужное слово – иностранное, если не знаешь, что оно означает; синоним, если совсем отказало воображение и чувство языка; истолкование символа, изложение мифа – ну, в общем, обращение к словарю – процесс обычно разовый, единичный, направленный на поиск информации о конкретном слове или явлении.

«О слове или явлении…» Но вот ведь вопрос – что первично? Что там нам пытались сообщить реалисты с номиналистами? Оба Бэкона, Кант, отцы-структуралисты, опоязовцы, обэриуты и прочие хорошие непонятные люди?

Язык ли служит нам для того, чтоб мы друг с другом общались, излагали друг дружке: что мы видим и что думаем по поводу увиденного. И при этом используем слова – такие сочетания колебаний воздуха, которые мы производим при помощи мясистых отростков, расположенных в нижней передней части наших голов. И эти колебания каким-то образом могут воспроизводиться у нас внутри – в так называемых мыслях. А один из отростков называется точно так же, как совокупность этих самых слов и правил, по которым они сочетаются друг с другом. И – самое странное – почему язык называется языком, дерево – деревом, земля – землёй? Солнце, Бог, любовь – кто всё это так назвал? Кто решил, кто придумал?

Или же не язык – наш слуга, а мы – слуги его? Он первичен, он существует прежде всего сущего, прежде нас, прежде сознания? А мы – всего лишь средство, необходимое, чтобы язык проявился, актуализировался?

И в названиях вещей – уже заложен их смысл? А синтаксис – универсальные правила взаимодействия всего сущего?

«В начале было Слово» - что-то такое приходилось слышать…

Тогда филология – важнейшая из наук. А по словарю можно изучать жизнь – не в переносном, а в прямом смысле. Потому что тогда словарь – картина мира. И через изучение словаря можно постичь многое.

* * *

«Региональный словарь сленга» Татьяны Никитиной и Елены Рогалевой, подготовленный на материале Пскова и Псковской области, поначалу кажется занятным. В самом деле – знакомые с детства и постоянно звучащие на улицах Пскова «Львуха», «Гражданка», «Зубчатка» - на страницах издания, подготовленного настоящими филологами, по всем правилам научных словарей (ударение, форма родительного падежа, форма множественного числа, всякие важные пояснения типа: «аббр., англ., презр., неодобр., см., ср., ум.-ласк., шутл.-уваж.» и прочие атрибуты присутствуют).

«Типа прикольно» - как говаривала одна моя знакомая, упомянутая в рецензируемом издании. Выражения все как есть почти знакомы, эффект перемещения их из сферы исключительно устной речи (или речи Интернет-форумов – что весьма близко) в академическое издание сам по себе производит комический эффект.

А, кроме того, многие словечки просто забавны. И остроумием нет-нет, да и блеснёт язык современной псковской улицы.

…Вован большой и Вован маленький (он же «Вождь пигмеев») – два памятника В. И. Ленину. «Полтора капитана» - сами понимаете.

Или вот:

«Базилио – директор Пушкиногорского музея-заповедника Г. Н. Василевич. «Базилио устроил евроремонт у Пушкина. Теперь весь заповедник сверкает, как элитный туалет» (Запись 2003 г.)»

Собственно, остроумные сравнения, переклички смыслов, неприличные порой совпадения и являются главным богатством жаргонов и сленгов – своего рода пограничных зон языка, откуда он черпает новые смыслы, через которые он проникает на новые территории.

Здорово. Смешно. Ну, прикольно.

«Атас» – завод АТС. «Атасные телефончики».

«Жаба» – завод ЖБИ. Она же – железнодорожная больница.

«Стыд и срам» - салон «Шарм и стиль».

«Пипетка» - ППК – Псковский педагогический комплекс.

«Сугроб» - кафе «Снежинка».

Парикмахерский салон «Шварцкопф» на Октябрьском проспекте – салон «Гитлер капут».

«Герпес» – бар «Гермес» в бане № 1. Бррр… Действительно.

Ну и так далее, примеров много.

* * *

Через некоторое время начинаешь чувствовать усталость.

Как-то… не знаю, как объяснить. Нет, я понимаю, что сленг – это не самая благородная часть языка. Что отражает он, наверно, не лучшую часть отражающей действительности. Но всё-таки…

Все эти политические животные с пред- и послевыборных сайтов и заборов: Бабай, Аллигатор, Бряк, Вафля, Кузя, Вафя-вич, Вертешок, Двужопый, Лютый, Пэдуардович, Шлося…

Гнусные – иначе не назовёшь – переиначивания старых псковских топонимов, как, например, «Васька-бугор» – храм Василия-на-горке.

Это – пошло.

Бухаловка, Бухенвальд – финский парк.

Это – грустно. Благодаря кому красивый пейзажный парк сделался таким? – благодаря жителям и гостям города. И городским властям.

О названиях районов и улиц. Наряду с симпатичными и оригинальными «Гельтухой» и «Гремячкой» полно типичных, ничего специфически псковского не несущих, таких как «Стакановская», «Кырлы-мырлы», «Ебилейная», «Толстуха» – это ведь есть повсюду в бывшем СССР, где были улицы Стахановские, Карла Маркса, Юбилейные и всех возможных Толстых.

Это – банально.

Кстати, бедность «неформальной» псковской топонимики, как мне кажется, объясняется той же причиной, что и стойкое существование в древнем городе топонимики советской.

В Пскове ведь очень мало коренных жителей. После войны почти никого не осталось, и нынешние жители города – почти поголовно потомки жителей окрестных деревень, а также специалистов, приехавших «по распределению» на псковские заводы и в институты. И члены их семей.

Разве не так?

Поэтому у нас и не возвращаются старые имена улицам – некому их возвращать. И «народные названия» как-то мало походят, например, на питерские «Штаны», «Ваську», «Канаву», «Большой дом», «16 яиц», «институт халтуры и отдыха имени Крупской», «Зелёный флигель», «Баню», «Публичку», «Сайгон», «Пески», «Кулич и Пасху», «Петроградку». Тут – с любовью и видна традиция. У нас – пока нет.

Но это бы ничего. Нарастёт новый культурный слой. Придумаем новые красивые и смешные слова – дайте срок. А пока обойдёмся «старухой», «мухрами» и «черёмами».

Есть вещи похуже.

«Даун-хауз» – лечебно-педагогический центр для детей с нарушениями развития в Корытово, построенный и содержащийся на немецкие деньги.

Это – мерзко.

Я говорю не о словаре. Я понимаю, что словарь – штука объективная. Научная. Я говорю о том, что отразилось в этом зеркале. Оказывается, есть люди, которые так говорят. И это им кажется остроумным.

Жаль, что такие есть.

Ещё один пласт – люди нашего края. Это – и грустно, и смешно, и трогательно.

Вот, например:

Ванька-встанька, Ваньки-встаньки, м. Шутл.-ирон. Известный в Пустошке алкоголик по имени Иван, который часто падает и с трудом поднимается.

Тоже вошёл в историю.

Или псковские музыканты:

Джо (Игорь Митрофанов), Гога (Александр Гаврилов), Головастик (Аркадий Галковский), Джимми, Хард-рок, Ильич…

Тоже теперь – кусок истории. Иных уж нет… Остались прозвища.

Так же, как некоторые другие словечки, происхождение которых забылось и стёрлось, а смысл – изменился.

«Гера» – кафе давно исчезло, а название всё живёт. Теперь это мебельный салон «Комфорт». Авторы словаря даже и не упоминают, почему «Гера».

Центр обслуживания «Мегафона» до сих пор называется «диеткой» в честь столовой, которая некогда располагалась на этом месте.

То же – дом на углу Народной и Рижского. Когда-то это было «элитное жильё». Теперь страшно зайти в подъезд. А всё равно – «Дворянское гнездо».

Исторический источник, вот что такое этот словарь.

И – как уже сказано – зеркало.

На которое «неча пенять».

Юрий СТРЕКАЛОВСКИЙ.